http://blog.roizen.ru/tatyana-nikolaevna-lappa-zhena-studen.html/3
Этот архив с воспоминаниями Татьяны Николаевны Лаппа - первой жены Михаила Булгакова, любезно разрешила дать Ирина Яковлевна Горпенко - директор Музея " Булгаковский дом". О Татьяне Николаевне говорили " она прошла с ним огонь, воду и медные трубы". Жизнь этой жертвенной женщины с человеком гениально талантливым была нелёгкой. К тому же - время - гражданской войны, тиф, практика мужа- врача в Смоленской губернии - "если бы не любила, не вынесла бы всего этого - кочевье, тяготы и скудость бытия". Не смотря на то, что материал обширный, читается на одном дыхании. Не для молодых, привыкших к чтению смс-ок, у них чуть чего - и "много букаф". Зато все остальные, из книгочеев, получат интересные свидетельства о жизни любимого писателя. «ОДИНОКИЙ ГОЛОС ЖЕНЩИНЫ» Хранитель архива Б.С.Мягкова, руководитель научно-методического отдела московского музея-театра «Булгаковский дом», педагог-психолог Ирина Яковлевна Горпенко Борис Сергеевич Мягков(1938-2003) Леонид Константинович Паршин (1944-2011) Т.Н.Лаппа (1892-1982). Это – последний из известных снимков Татьяны Николаевны Лаппа ((Булгакова, Крешкова, Кисельгоф) в последнем браке - Кисельгоф). Снимок сделан на балконе ее дома в Туапсе (ул. Ленина, 6, кв. 6). Июнь 1981,Туапсе. Фото Бориса Мягкова. Моя встреча с Татьяной Николаевной Лаппа произошла в июне 1981 года в г. Туапсе, куда я была направлена в командировку от отдела писем газеты «Гудок». Мой муж Борис Мягков, инженер-химик, сотрудник «Роскосмоса», проводил архивные исследования в «Гудке» и делал републикацию фельетонов Булгакова со своими комментариями. Узнав о моей командировке вТуапсе, он сообщил мне адрес Татьяны Николаевны, попросил познакомиться и сфотографировать. …Дверь открыла седоволосая пожилая дама, которая внимательно и строго оглядела меня и сдержанно улыбнулась, заметив моё смущение, скрываемое букетом цветов и коробкой с тортом. Она позволила войти, взглянула на моё новенькое удостоверение корреспондента «Гудка» и пригласила в комнату. Солнечные играли в листве деревьев за окном. Балконная дверь была открыта и морской ветер раскачивал тюль на окне. Я села на стул, а Татьяна Николаевна пошла в кухню, чтобы поставить чайник…Обычная комната с диваном, покрытым стареньким ковров, стол, стулья, зеркало… Я помню своё состояние трепета и страха, опасаясь за свою умелость журналиста. Но как-то странно так случилось, что пока Татьяна Николаевна ставила цветы в вазу, открывала коробку с тортом, расставляла чашки с блюдцами – я начала рассказывать о себе, о родных на Украине, о маме - враче, о смерти младшей сестры… И она, выслушивала, словно внутренне откликаясь, стала сама говорить тихим, глуховатым голосом… Она стала вспоминать и московскую бабушку Елизавету, и отца Николая Николаевича, и маму Евгению Викторовну, а потом и свою первую любовь Михаила Булгакова… Может быть, намного позже, гуляя по Патриаршим со своим мужем Борисом Мягковым, я буду также загипнотизирована прошедшим временем, счастьем и болью, горем и радостью… Я не производила впечатление умудрённого булгаковеда, а, скорее юной родственницы, которая не достаёт блокнот для записи, но пронзительно переживает историю чужой судьбы… По её рассказу я поняла, что передо мной не жена Лота, оглянувшаяся на своё прошлое и окаменевшая в нём, а очень чуткая и памятливая женщина, которая, наконец-то, была освобождена от заклятья и может рассказывать о великом путешествии своей жизни, в котором оказалась рядом с тем, кого современные читатели считают своим кумиром… Она рассказывала о дивном Киеве 1908 года, о приездах Михаила в Саратов, о венчании, о буднях врача на фронте в Каменец-Подольске и в Черновцах, о земской больнице в Никольском под Вязьмой, о страдании морфиниста и о надежде на излечение… Я пыталась и не могла представить её отчаяние и стремление помочь своему любимому. То, что она постоянно повторяла: «Если бы я не была венчанная жена, я бы его бросила…» Но потом будут другие испытания: и мобилизации мужа, и контузия, и сыпной тиф… Да, Миша был дан Богом, что бы она оставалась его ангелом – хранителем, женой, сестрой и матерью… Детей у них не будет… Последний муж-Дэви - Давид Кисельгоф (1883-1974), с которым она познакомилась ещё в Москве, был юрист на заводе в Туапсе. .. Он уже покоился на кладбище в Туапсе, где она наёдёт свой последний приют в апреле 1982…Наша беседа длилась всего три часа, но я едва не опоздала на поезд в Москву… Спустя неделю по тому же адресу приедет мой муж Борис Мягков(1938-2003), чтобы сфотографировать Татьяну Николаевну Кисельгоф. А за ним появится Леонид Паршин (1944-2011), предусмотрительно захвативший магнитофон и сумевший записать с голоса Татьяны Николаевны её воспоминания, ставшие основой для будущей книги «Воспоминания» и фильма «Тася». После кончины Леонида Константиновича Паршина уникальные записи были оцифрованы и переданы в архив московского музея-театра «Булгаковский дом». К 125-летию со дня рождения Т.Н.Лаппа открывается выставка «Единственный верный друг» по архиву Б.С.Мягкова и мемориальный вечер с показом фильма «Тася», созданном Л.К.Паршиным. Двумя годами ранее в сентябре 2015 года я была приглашена саратовским университетом имени Н.Г.Чернышевского на открытие памятной доски на доме , где жила со своей семьёй Татьяна Лаппа и куда семь раз приезжал Михаил Булгаков. Семья Лаппа (глава из книги Б. Мягкова «Родословия Михаила Булгакова» со вставками воспоминаний Т.Н.Лаппа, записанных М.О.Чудаковой, А.П.Кончаковским и Л.К.Паршиным) Лаппа Татьяна Николаевна родилась в Рязани в семье столбового дворянина, имевшего впоследствии звание действительного статского советника и должность управляющего Казенной палатой. Год своего рождения Т.Н.Лаппа (в то время давно уже Кисельгоф) сообщала собеседникам разный: и 1891-й, и более ранний – 1889-й. Другая дата прихода на свет устанавливается по церковной записи о ее браке с Булгаковым: родилась 23 ноября (5 декабря) 1892 г., но в паспорте, выданном уже в советское время, она проставила себе новую дату рождения, чтобы, как полагают, несколько «помолодеть» (это могло помочь в поисках работы, но изменяло срок выхода на пенсию) – 6 декабря 1896г. Отец Т.Н.Лаппа, Николай Николаевич Лаппа, по происхождению литовец, из киевских дворян. В его роду – декабрист Матвей Демьянович Лаппа, сын киевского помещика, подпоручик лейб-гвардии Измайловского полка, член Южного общества, приговоренный 10 июля 1826 г. к разжалованию в рядовые без лишения дворянства. Карьеру свою Н.Н.Лаппа начал там, где служил его отец, Николай Иванович. Начальником же отца в то время, когда он родился, был управляющий Казенной палатой в Саратове, М.Е.Салтыков-Щедрин. Громкое имя имел и начальник самого Николая Николаевича, тогдашний саратовский губернатор П.А.Столыпин, будущий российский премьер-министр. Н.Н.Лаппа в 1890 г. закончил естественное отделение физико-математического факультета Московского университета, с дипломом первой степени. Службу начал в Рязани, в должности сверхштатного чиновника особых поручений, продолжил – в Екатеринославе, работая податным инспектором в Казенной палате. В 1899 г. он назначается управляющим Казенной платой в Омске, затем в 1904 г. в Саратове, и в 1917 г., уже при Cоветской власти, в Москве. В 1908 г. был произведен в чин действительного статского советника. Жена, Евгения Викторовна Пахотинская, польского происхождения (ее семья жила в Подмосковье, отец их бросил, было четверо детей – один брат и две сестры было у маленькой Жени; сама Женя Пахотинская получила среднее образование, была учительницей в Москве, где и познакомилась с будущим мужем). Дети супругов Лаппа – Татьяна (1892), Евгений (1893), Софья (1895), Константин (1900), Николай (1902), Владимир (1904). Будучи чиновником высокого ранга, Н.Н.Лаппа был также не чужд увлечения театром, имел актерский талант. Он умер в Москве в 1918 г. О жизни в Екатеринославе Татьяна Николаевна рассказывала так: «Мы там в маленьком домике жили. <…> Отец получил назначение податным инспектором в Казенную палату. А дед с бабушкой Лизой, тетей Соней и тетей Катей (Н.Н. Лаппа, Е.Н. Лаппа, С.Н. Лаппа, Е.Н. Лаппа. – Б.М.) переехали в Москву, по месту работы деда. Жили они в районе Арбата, Сивцева Вражка. Там тетя Соня и тетя Катя познакомились со своими будущими мужьями, а потом и вышли замуж. Тетя Соня стала женой Виктора Ивановича Давидовича и уехала с ним в Киев, а тетя Катя – женой Сергея Яковлевича Язева, жили в Астрахани, где у них родилась дочь Ирина, позже разошлись, и она уехала в Киев к сестре… … Няня у нас была, водила нас гулять. Как 20-е число, мы отца встречали, жалованье тогда давали, и он покупал всем подарки. Потом шли гулять на бульвар или в Потемкинский сад. Катались там на качелях. Мать очень красивая была... А отец очень театром увлекался, даже играл в городском театре, Островского вещи, любовников. Ему даже предлагали там... артистом стать, а мать сказала: «Если пойдешь в театр, я уйду от тебя <…> ». А вот воспоминание ее саратовского детства: «В Саратове отец новую Казенную палату выстроил, и мы в казенной квартире жить стали... Квартира хорошая была. Комната девочек, комната мальчиков, спальня, столовая, гостиная, у отца, конечно, кабинет был... Вот так жили. Отец работал, мать детьми занималась, мы в гимназию ходили... Еще я часто в театр ходила. В соседнем доме у меня подруга жила, ее отец был содержателем театра Очкина, у них своя ложа была. И вот я все оперы пересмотрела...». В 1911 г. Т.Н.Лаппа с медалью окончила Саратовскую женскую гимназию и спустя год стала работать классной надзирательницей, или дамой, в женском реальном училище. А в августе 1912 г. она поступила уже в Киеве на историко-филологический факультет (романо-германское отделение) Высших женских курсов (Фребелевского педагогического института), закончить который не удалось из-за замужества. Знакомство будущих супругов Булгаковых состоялось еще летом 1908 г. Она вспоминала: «... в 1908 г. пришло от тети Сони (сестры отца, Софьи Николаевны Давидович, жившей в Киеве замужем за полковником-артиллеристом Виктором Давидовичем. – Б.М.) письмо, что на это лето она к нам не сможет приехать. У них своих детей не было, меня она очень любила. Она просила: «Отпустите ко мне Тасю». Ну, отец спрашивает: «Хочешь ехать?» – «Поеду». И он меня отправил». С.Н.Давидович была подругой В.М.Булгаковой, матери будущего писателя, и тем же летом состоялась встреча Михаила и Татьяны: ей очень хотелось познакомиться с Киевом, ну а лучшего гида трудно было отыскать. Любовь Миши Булгакова и Тани Лаппа изобиловала драматическими моментами. Родители обоих были против их отношений: на Рождество 1908 г. не пустили Татьяну в Киев, куда она обещала Михаилу приехать. Т.Н.Лаппа вспоминала: «Я должна была приехать в тот год на Рождество. Но родители не пустили почему-то, в Киев послали брата Женю, а меня в Москву, к бабушке. А в это время Мишин друг, Саша Гдешинский, прислал телеграмму: «Телеграфируйте обманом приезд Миша стреляется». Отец сложил телеграмму и отослал в письме сестре: «Передай телеграмму своей приятельнице Варе...». С.Н.Давидович показала телеграмму Варваре Михайловне: «... они смеялись. Тогда Михаил решил сам приехать. Он как раз кончил гимназию, и дядя Коля (Н.М.Покровский, дядя Булгакова. – Б.М.) подарил ему 25 рублей. Он написал, чтобы я только вышла к поезду, и он – сразу уедет обратно. А это письмо перехватила моя мать, и меня заперли на ключ. И Михаила из Киева не отпустили». В Киев Татьяна приехала только через три года, после окончания гимназии, летом в 1911 г. Михаил уже был студентом университета. Родители предлагали дочери вместо киевского приятеля учебу в Париже. Она не согласилась. А Михаил? «Он все время стремится в Саратов, где она живет», – записала его сестра Надежда. Подсчитано, что Булгаков приезжал в этот волжский город не менее семи раз: на Рождественские каникулы с декабря 1911 г. до середины января 1912 г.; приехал, сопровождая бабушку Татьяны, Елизавету Николаевну (эта поездка закончилась так: учеба заброшена, он не стал сдавать экзамены и был оставлен на повторный курс); летом 1912 г.; в 1913 г. с Татьяной; в начале июня 1914 г. с Татьяной (помогал раненым в лазарете, организованном в Казенной палате Н.Н.Лаппа); в январе 1916 г. с Татьяной; в феврале и до начала марта 1917 г. с Татьяной; и в декабре 1917 г. В 1912 г. Татьяна Лаппа по настоянию отца уже работала «классной дамой» в Саратовском реальном училище, подала документы и была заочно принята на историко-филологический факультет Высших женских курсов в Киеве, чтобы быть поближе к Михаилу. И летом этого года приехавший к ним Михаил увез ее на берега Днепра почти как будущую невесту. Позже Татьяна Николаевна вспоминала (запись М.О. Чудаковой): «<…> За мной Михаил приехал… как летние каникулы начались, так он и приехал. Привез бабушку Лизу. Мы как раз собирались выезжать на дачу. Михаил пока занимался с кем-то из братьев по математике, мама его попросила. Потом он где-то купил медное обручальное кольцо и нацепил его. А мама заволновалась: «Вы что, обвенчались?» – «Нет, – говорю. – Это он просто попробовать, как будет». – «Нет, ты скажи, обвенчались?» – «Да ничего мы не обвенчались!» Потом опять: «Обвенчались вы или нет?» На даче мы пробыли месяца два. Отец уехал лечиться <…> у него подагра была. А мы с Михаилом в августе стали собираться в Киев. Мать говорит: «Куда же ты поедешь? Отца-то нету…» – «Поеду и всё». Купили билеты, собрали вещи и поехали… Татьяна Николаевна вспоминает: «… В Киеве я ходила на лекции, Михаил занимался и еще подрабатывал, давал уроки. Он приезжал ко мне вечером (Татьяна жила у своей тети Сони – С.Н. Давидович – на Большой Житомирской улице, позже переехала в снимаемую комнату в доме на Рейтарской. – Б.М.), и мы отправлялись в кино, после кино часто ходили в кафе на углу Фундуклеевской. Так вот это продолжалось. Я училась только первую половину года, потом бросила: во-первых, мне это не нужно было, во-вторых, надо было платить деньги, а Михаил теперь серьезно взялся за медицину, потому что, пока мы были врозь, он совсем забросил учебу. Третий год на втором курсе сидел». (Приведем здесь соответствующие дневниковые записи Н.А.Булгаковой-Земской: « <…> Вернулся Миша из Саратова» (15.01.1912). «Миша сегодня уехал на урок в Саратовскую губернию. Мишино увлечение Тасей и его решение жениться на ней. Он <…> забросил занятия в университете, не перешел на 3-ий курс» (30.05.1912). «Миша вернулся – en deux с Тасей: она поступает на курсы в Киеве» (20.08.1912). <…> «Теперь он понимает свое положение, но скрывает свою тревогу, не хочет об этом говорить, гаерничает и напевает, аккомпанируя себе бравурно на пианино, веселые куплеты из оперетт... Хотя, готовится, готовится...» (вставка 1940 г.). Только через полгода (24.03.1913) получено официальное разрешение об «оставлении» отстающих студентов еще на год на тех же курсах. Конец 1912-го и первая половина 1913-го года, напряженно - тревожные для студента Булгакова, завершились вполне благополучно. Долгожданная запись «выдержал полукурсовое испытание», появившаяся в матрикуле после весенней сессии, стала аргументом в пользу новой семьи: удовлетворенное прошение на имя ректора – «разрешить вступить в брак с дочерью действительного статского советника Лаппа Т.Н.» – датировано 26 апреля 1913 г., то есть прямо в день свадьбы.) Бывая в Саратове, Михаил был принят сразу в семье Лаппа как родной. Он отвечал таким же теплым расположением, но особенно подружился с сестрой Татьяны – Софьей, своей свояченицей Софочкой, как ее тогда ласково называли. Сохранилась ее фотография, подаренная Булгакову, с подписью на обороте: «На память от любимой свояченицы. 28.XII.1913 г.». Софья Николаевна уже с семьей приезжала в Москву и гостила у зятя Михаила в начале 1920-х годов (в дневниковой записи 2 сентября 1923 г. Булгаковым отмечено: «Вчера приехали к нам Софочка с матерью, мужем и ребенком. Проездом в Саратов. Завтра должны уехать со скорым поездом туда, где когда-то жизнь семьи была прекрасна, а теперь будет кочевье, скудость и тяжесть»). Но вернемся к событиям самой женитьбы Михаила Булгакова. В 1908–1911 гг. был почти трехлетний срок разлуки, для того, чтобы они могли проверить свои чувства. Михаил и Татьяна решили пожениться весной 1913 г. Незадолго до свадьбы у невесты состоялся непростой разговор с В.М.Булгаковой, о котором Т.Н.Лаппа впоследствии вспоминала: «Однажды я получаю записку от Варвары Михайловны с просьбой зайти. Я пришла. Она говорит: «Тася, я хочу с Вами поговорить. Вы собираетесь замуж за Михаила? Я вам не советую... Как вы собираетесь жить? Это совсем не просто – семейная жизнь. Ему надо учиться... Я вам не советую этого делать – и так далее» (в этот момент Татьяна уже была беременна, но сделала аборт – Б.М.). Однако молодые решили пожениться, и родители смирились с этим. 30 марта 1913 г. В.М.Булгакова писала дочери в Москву: «Давно собираюсь написать тебе, но не в силах в письме изложить всю эпопею, которую я пережила эту зиму: Миша совершенно измочалил меня... В результате я должна предоставить ему самому пережить все последствия своего безумного шага: 26 апреля предполагается его свадьба. Дела обстоят так, что все равно они повенчались бы, только со скандалом и с разрывом с родными; так я решила устроить лучше все без скандала. Пошла к о. Александру Александровичу (священнику Глаголеву, другу семьи Булгаковых, который и обвенчал позднее молодых. – Б.М.) (можешь представить, как Миша с Тасей меня выпроваживали поскорее на этот визит!), поговорила с ним откровенно, и он сказал, что лучше, конечно, повенчать их, что «Бог устроит все к лучшему...» Если бы я могла надеяться на хороший результат этого брака, а то я, к сожалению, никаких данных с обеих сторон к каким бы то ни было надеждам не вижу, и это меня приводит в ужас. Александр Александрович искренне сочувствовал мне, и мне стало легче после разговора с ним... Потом Миша был у него; он, конечно, старался обратить Мишино внимание на всю серьезность этого шага (а Мише его слова как с гуся вода!), призывал Божье Благословение на это дело...». 26 апреля 1913 г. Михаил Афанасьевич и Татьяна Николаевна повенчались. Таинство брака совершил священник А.А.Глаголев в Церкви Николы Доброго, что на Подоле. Поручителями были друзья и кузен жениха: Борис Богданов, Константин Булгаков, Платон и Александр Гдешинские. На скромном торжестве были только ближайшие родные с обеих сторон и друзья. Сама новобрачная, Т.Н. Лаппа, много позднее так вспоминала об этом: «Мы обвенчались сразу после Пасхи. Сначала надо было идти в церковь, говеть, и мы последнюю неделю ходили с Михаилом в церковь, причащались, исповедовались. Приехала мама из Саратова. Ничего торжественного не было, все было очень просто. Во-первых, у меня не было белого платья. Деньги на платье мне прислали, но их пришлось истратить в другое место. <…> Мама пошла, купила мне белую маркизетовую кофточку и белые туфли, я пошла в парикмахерскую, сделала себе прическу. Михаил нацепил мою золотую браслетку. Карета была. Две иконы было. Матери нас благословили. Александр Глаголев нас венчал. Все время смеялись. Потом мы сели в карету и поехали на Андреевский спуск <…>». Родители невесты купили молодым обручальные кольца, в качестве приданого подарили столовое серебро, золотую цепь, золотую браслетку... Все эти вещи не раз выручали семью Михаила и Татьяны Булгаковых в последующие трудные годы многочисленных переездов и опасностей революций и войн: супруги прожили, практически не расставаясь, 11 лет, до 1924 г. Когда Булгаков окончил медицинский факультет университета и был, как военнообязанный медик, направлен в действующую армию, Т.Н.Лаппа-Булгакова летом 1916 г. вместе с мужем поехала на фронт, где работала сестрой милосердия в госпиталях в Каменец-Подольском и Черновцах. В сентябре того же года переехала с ним в село Никольское Сычевского уезда Смоленской губернии, где Булгаков служил земским врачом. В это время она сделала второй аборт, во многом из-за случайно заболевшего морфинизмом мужа. В сентябре 1917 г. отправилась вместе с ним в Вязьму, в конце февраля 1918 г. вернулась с Булгаковым в Киев. Впоследствии о приезде и жизни в смоленской глуши Татьяна Николаевна вспоминала так (запись А.П.Кончаковского – Б.М.): «... В деревню (Никольское. – Б.М.) мы добрались на лошадях по неописуемо жуткой грязи поздним вечером, хотя выехали ранним утром. Естественно, что в Никольском нас не встречали, но лекаря ждали уже давно, еще с тех пор, как прежний доктор покинул эту глушь. Вышедший к нам фельдшер принес ключи, открыл дверь и провел нас в большой, как мне тогда показалось, мрачный и темный дом. В нем было множество жилых и подсобных помещений, а дело шло к зиме, к тому же мы со своими скромными пожитками не могли занять два этажа. Мы выбрали только второй, обосновались в двух небольших комнатах. Одна из них стала нам спальней, другая была отведена Михаилу под кабинет... Вскоре Михаил Афанасьевич освоился, хотя поначалу некоторые его пациенты, говоря между собой, качали головами: «Уж больно молодой доктор, что он знает?» – и, действительно, худощавый светловолосый Михаил выглядел тогда очень молодо. Но это не помешало ему стать хорошим специалистом. К нему стали привозить больных из отдаленных селений, несмотря на то, что в тех краях имелись штатные врачи. Обращались к нему за помощью и его коллеги, когда им приходилось туго в своем захолустье. Так за короткое время пребывания в земстве заслужил он уважение и любовь не только медперсонала, но и многочисленных пациентов. Не могу и сейчас забыть случай, когда молодая красивая девушка, чудом оставшаяся жить благодаря стараниям Михаила, подарила ему льняное полотенце с вышитым ею незатейливым красным петухом. Долго это полотенце было у нас, возили мы его и в Киев, и в Москву. А потом оно куда-то делось... (это отражено в булгаковском рассказе «Полотенце с петухом» цикла «Записки юного врача» – Б.М.). «…Не успели распаковать вещи и лечь спать, как тут же нас разбудил страшный грохот. Оказалось, что стучали во входную дверь. Как выяснилось позже, из далекого села привезли в тяжелом состоянии роженицу... Мы вышли из дома и ... зашагали по направлению к светящимся окнам больницы. На пороге нас встретил громадный заросший мужик средних лет, который, не здороваясь, пригрозил: «Смотри, доктор, если зарежешь мою жену – убью!» Он посторонился, отступая в темноту, а мы прошли в палату. Фельдшер и акушерка готовили роженицу к операции. Надо сказать, что средний медицинский персонал там был хорошо подготовлен и справлялся со своими обязанностями неплохо... Михаилу помогли переодеться, и он тотчас же приступил к делу. Он заметно волновался: ему впервые пришлось принимать роды. Тотчас же потребовал, чтобы поближе к нему положили принесенные книги по акушерству. Долго продолжалась борьба за жизнь матери и ребенка. Не один раз Михаил отходил от стола, где лежала роженица, и обращался к книгам, которые листала я, находя по его команде нужную страницу. Наконец, раздался желанный детский крик, и в руках Михаила оказался маленький человек. Под утро мать пришла в себя, и мы увидели ее слабую улыбку...» (рассказ «Крещение поворотом». – Б.М.). «...Однажды привезли ребенка с дифтеритом, и Михаил стал делать трахеотомию с надрезом горла. Фельдшер ему помогал, держал там что-то. Вдруг ему стало дурно. Он говорит: «Я сейчас упаду, Михаил Афанасьевич». Хорошо медсестра Степанида перехватила, что он там держал, и он тут же грохнулся. Ну, уж я не знаю, как они там выкрутились, а потом Михаил стал пленки из горла отсасывать и говорит: «Знаешь, мне кажется, пленка в рот попала. Надо сделать прививку». Я его предупреждала: «Смотри, у тебя губы распухнут, зуд будет страшный в руках и ногах». Но он все равно: «Я сделаю». И через некоторое время началось: лицо распухает, тело сыпью покрывается, зуд безумный. А потом страшные боли в ногах. И он, конечно, не мог выносить. Сейчас же: «Зови Степаниду». Она приходит, а он: «Сейчас же мне принесите шприц и морфий». Она принесла морфий, впрыснула ему. Он сразу успокоился и заснул. И это ему очень понравилось... (Этот случай, который Татьяна Николаевна относит к марту 1917 г., описан в рассказе «Стальное горло», но без использования морфия. Свой собственный морфинизм Булгаков исследовал и описал в рассказе, так и называющемся «Морфий» (1927). Здесь приведем мнение о произошедшем врачей-булгаковедов, киевлян Ю.Г.Виленского и Г.Е.Аронова: они считают, что введение реакторогенной сыворотки в этом случае было мало обосновано, тем более применение морфия при таком искусственном заражении дифтерией взрослого человека, достаточно было введение более мягких спазмолитических средств. Но выбора не было, как не было второго врача в Никольской больнице. И, несмотря на сильный кожный зуд и развившийся отек лица, Булгаков не мог себе позволить прекратить прием, бросить на произвол судьбы тяжелых больных. И он попросил ввести ему ампулу морфия. – Б.М.). «...После инъекции ему стало легче, и он, боясь повторения только что пережитого состояния, попросил повторить инъекцию. Так постепенно началось его привыкание к наркотику. Я не знала, что мне делать. Чувствовала, что это добром не кончится. Но он регулярно требовал от меня морфий. Ценой неимоверных усилий я все же заставила его уехать в Киев, надеясь на помощь близких. Я пригрозила, что в противном случае мне придется покончить с собой. Это только и подействовало на него. В Киеве сначала все оставалось без изменений. Он по-прежнему принимал морфий, вынуждая меня часто бегать в аптеку, находившуюся на Владимирской улице у пожарной каланчи. Там уже начали интересоваться, почему это доктор так часто выписывает морфий. Я об этом сказала Михаилу, и он, кажется, испугался и стал посылать меня в другие аптеки города. А когда я наотрез отказалась идти в очередной раз в аптеку за этим ужасным зельем, Михаил устроил мне грандиозный скандал. Его мать, конечно же, ничего не подозревала о пристрастии сына. И видя, что ему не справиться с этим недугом, я обратилась за помощью к Ивану Павловичу Воскресенскому (второму мужу матери Булгакова и его отчиму. – Б.М.). Все рассказала ему, и он посоветовал вместо морфия вводить Михаилу дистиллированную воду. Тогда же Иван Павлович передал мне несколько ампул, которые по внешнему виду ничем не отличались от тех, которые я приносила из аптеки. Я сделала все так, как говорил Иван Павлович. Я уверена, что Михаил понял, в чем дело, но не подал вида и принял «игру». Постепенно он бросил эту страшную привычку. И с тех пор никогда больше не только не употреблял морфий, но и никогда словом не обмолвился об этом...». Вспоминая в 1970-х гг. о пережитом в Никольской больнице, Татьяна Николаевна особенно обращала внимание на борьбу Булгакова с венерическими болезнями («Звездная сыпь»): «Занесенные с фронтов империалистической войны венерические болезни быстро распространялись, проникая и в отдаленные селения. Больные, обнаружив у себя недуг, обращались за помощью к врачу, и Михаил Афанасьевич назначал курс лечения, но они, не осознавая всей опасности болезни, дальнейшей судьбы, судьбы своих близких, относились крайне беспечно к лечению. Самовольно прерывали прием назначений врача, не приходили на повторный прием, ссылаясь на постоянную занятость в поле и по хозяйству. Это очень огорчало Михаила, он горячился, ругался, а иногда и сам отправлялся к этим больным, не дожидаясь их запоздалого обращения. Обстановка изменилась к лучшему только тогда, когда он добился от начальства открытия при больнице небольшого инфекционного отделения... Распорядок дня сложился таким образом, что у него был перерыв только на обед, а прием часто затягивался до ночи: свободного времени тогда у Михаила просто не было. Помню, он как-то сказал: «Как хочется мне всем помочь. Спасти и эту, и того. Всех спасти». (Запись А.П.Кончаковского – Б.М.). Осенью 1919 г. Татьяна Николаевна последовала за мужем во Владикавказ, где он служил военным врачом в вооруженных силах белой армии Юга России, в феврале 1920 г. она спасла его от неминуемой смерти от тифа. Летом 1921 г. вслед за Булгаковым она едет в Тифлис и Батум, откуда в начале сентября отбывает пароходом в Одессу, а затем в Киев и Москву, где в конце сентября их семья воссоединилась. Трудный период 1921–1923 гг. Татьяна и Михаил прожили вместе, в апреле 1924 г. супруги развелись. Булгаков вскоре женился на приехавшей из Берлина Л.Е.Белозерской. Т.Н. Лаппа: После развода и переезда Михаил стал подыскивать где-нибудь помещение для жилья, потому что часто приходила Белозерская, ей даже пытались звонить по нашему телефону, и я запротестовала. Какое-то время он жил с ней у Нади на Большой Никитской. Она там по объявлению взяла заведывание школой, и там они с месяц жили. Потом там, наверно, нельзя было уже, и он вернулся в квартиру 34. А в ноябре уже совсем уехал. Приехал на подводе, взял только книги и теткины тоже… ну, какие-то там мелочи еще. Я ему помогала все уложить, вниз относить, а потом он попросил у меня золотую браслетку. Но я не дала ему…» Т.Н.Лаппа после развода сначала устроилась на курсы машинисток, однако вынуждена была оставить это занятие из-за сильных головных болей, затем училась на курсах кройки и шитья. В 1927 г., чтобы получить профсоюзный билет, работала на стройке разнорабочей. Булгаков время от времени помогал бывшей жене материально. После получения профсоюзного билета Т.Н.Лаппа работала в регистратуре поликлиники. В 1933 г. познакомилась с братом бывшего общего московского знакомого Булгакова Ивана Павловича Крешкова, Александром Павловичем (Шончиком), учившимся в Москве в мединституте, и в 1936 г. уехала с ним в шахтерский город Черемхово Иркутской области, где А.П.Крешков работал в больнице педиатром, а она в регистратуре и медсестрой. (В семье Крешковых было три брата. Старший, Иван Павлович, жил с женой на Малой Бронной улице в Москве, они стали, вместе с домочадцами и друзьями, прототипами персонажей раннего булгаковского сатирического рассказа «Спиритический сеанс», отражающего реальные события. Обида на писателя осталась, а его бывшей жене Татьяне они помогали и выдали ее за среднего брата Крешковых. Младший из Крешковых, Анатолий Павлович (1907-1980), стал крупным ученым-химиком. У И.П. Крешкова с его женой Верой Федоровной была дочь Татьяна Ивановна, которую в детстве лечил Булгаков. Она дожила до наших дней с мужем Донатом Альбертовичем Штеллингом и дочерьми Евгенией и Ольгой. По одной из легенд «счастливая» золотая браслетка Т.Н.Лаппа находится у них). В 1945 г. Татьяна Николаевна переехала с матерью в Харьков к семье сестры С.Н.Вертышевой, в 1946 г. окончательно разошлась со вторым мужем, который вернулся фронта с другой женщиной. Потом она переехала в Москву, работала библиотекарем. Вышла замуж за давнего знакомого по 1920-м годам Давида (Дэви) Александровича Кисельгофа (род. 1 сентября 1883 г. в Одесской губернии) и в 1947 г. уехала с ним в Туапсе, где супруги Кисельгоф жили, сначала снимая комнаты, потом получили отдельную квартиру. Давид Александрович служил на заводе юрисконсультом, Татьяна Николаевна вела домашнее хозяйство. Все последующие годы она провела там, ничем не показывая, что была первой женой писателя, имя которого уже стало широко известным. Лишь после смерти Д.А.Кисельгофа (2 марта 1974 г.) стала принимать биографов Булгакова (М.О.Чудакова, Л.М.Яновская, А.П.Кончаковский). Скончалась Татьяна Николаевна 10 апреля 1982 г. и похоронена на кладбище в Туапсе. Судя по всему, добрые чувства и даже любовь к Булгакову Т.Н.Лаппа сохранила до самого конца, хотя после развода Татьяна Николаевна осталась без профессии и практически без средств к существованию. Уже после расставания Булгаков, по ее словам, не раз говорил ей: «Из-за тебя, Тася, меня Бог покарает». А в начале 1980-х гг. она вспоминала: «Крешков ревновал меня к Булгакову, порвал рукописи, кричал: «Ты до сих пор его любишь!» Однажды, когда я ездила к сестре, Крешков открыл стол и все, что было связано с Булгаковым, уничтожил. Документы, фотографии... все». По утверждению Т.Н.Лаппа, в марте 1940 г. она собиралась приехать в Москву, но из-за плохой погоды перенесла поездку на апрель: «И вдруг мне Крешков газету показывает – Булгаков скончался. Приехала, пришла к Леле (сестре писателя, Е.А.Булгаковой-Светлаевой. – Б.М.), она мне все рассказала, и что он меня звал перед смертью... Конечно, я пришла бы. Страшно переживала тогда. На могилу сходила». Очевидно, перед смертью Булгаков хотел попросить прощения у своей первой жены, которая провела с ним самые тяжелые годы его жизни. В смоленской глуши Т.Н.Лаппа не дала мужу погибнуть от случайно полученного пагубного пристрастия к морфию (тогда он гонялся за ней с револьвером и чуть не убил, запустив зажженной лампой). Во Владикавказе, в 1920 г., она выходила Булгакова после контузии и от тифа, в Москве провела вместе первый, самый голодный год. Татьяна Николаевна не имела каких-либо особых талантов или знакомств в литературно-театральных кругах, поэтому, как только Булгаков почувствовал себя писателем, он оставил ее, женившись на более интересной с точки зрения круга литературных знакомств Л.Е.Белозерской, хотя, как доказывают его предсмертные слова, чувств своих к Т.Н.Лаппа не исчерпал даже через полувекового разрыва…

Венчание (1й брак) - Украина, дупликаты метрических книг Киевской Православной консистории, 1723-1931

http://blog.roizen.ru/tatyana-nikolaevna-lappa-zhena-studen.html/3
Этот архив с воспоминаниями Татьяны Николаевны Лаппа - первой жены Михаила Булгакова, любезно разрешила дать Ирина Яковлевна Горпенко - директор Музея " Булгаковский дом". О Татьяне Николаевне говорили " она прошла с ним огонь, воду и медные трубы". Жизнь этой жертвенной женщины с человеком гениально талантливым была нелёгкой. К тому же - время - гражданской войны, тиф, практика мужа- врача в Смоленской губернии - "если бы не любила, не вынесла бы всего этого - кочевье, тяготы и скудость бытия". Не смотря на то, что материал обширный, читается на одном дыхании. Не для молодых, привыкших к чтению смс-ок, у них чуть чего - и "много букаф". Зато все остальные, из книгочеев, получат интересные свидетельства о жизни любимого писателя. «ОДИНОКИЙ ГОЛОС ЖЕНЩИНЫ» Хранитель архива Б.С.Мягкова, руководитель научно-методического отдела московского музея-театра «Булгаковский дом», педагог-психолог Ирина Яковлевна Горпенко Борис Сергеевич Мягков(1938-2003) Леонид Константинович Паршин (1944-2011) Т.Н.Лаппа (1892-1982). Это – последний из известных снимков Татьяны Николаевны Лаппа ((Булгакова, Крешкова, Кисельгоф) в последнем браке - Кисельгоф). Снимок сделан на балконе ее дома в Туапсе (ул. Ленина, 6, кв. 6). Июнь 1981,Туапсе. Фото Бориса Мягкова. Моя встреча с Татьяной Николаевной Лаппа произошла в июне 1981 года в г. Туапсе, куда я была направлена в командировку от отдела писем газеты «Гудок». Мой муж Борис Мягков, инженер-химик, сотрудник «Роскосмоса», проводил архивные исследования в «Гудке» и делал републикацию фельетонов Булгакова со своими комментариями. Узнав о моей командировке вТуапсе, он сообщил мне адрес Татьяны Николаевны, попросил познакомиться и сфотографировать. …Дверь открыла седоволосая пожилая дама, которая внимательно и строго оглядела меня и сдержанно улыбнулась, заметив моё смущение, скрываемое букетом цветов и коробкой с тортом. Она позволила войти, взглянула на моё новенькое удостоверение корреспондента «Гудка» и пригласила в комнату. Солнечные играли в листве деревьев за окном. Балконная дверь была открыта и морской ветер раскачивал тюль на окне. Я села на стул, а Татьяна Николаевна пошла в кухню, чтобы поставить чайник…Обычная комната с диваном, покрытым стареньким ковров, стол, стулья, зеркало… Я помню своё состояние трепета и страха, опасаясь за свою умелость журналиста. Но как-то странно так случилось, что пока Татьяна Николаевна ставила цветы в вазу, открывала коробку с тортом, расставляла чашки с блюдцами – я начала рассказывать о себе, о родных на Украине, о маме - враче, о смерти младшей сестры… И она, выслушивала, словно внутренне откликаясь, стала сама говорить тихим, глуховатым голосом… Она стала вспоминать и московскую бабушку Елизавету, и отца Николая Николаевича, и маму Евгению Викторовну, а потом и свою первую любовь Михаила Булгакова… Может быть, намного позже, гуляя по Патриаршим со своим мужем Борисом Мягковым, я буду также загипнотизирована прошедшим временем, счастьем и болью, горем и радостью… Я не производила впечатление умудрённого булгаковеда, а, скорее юной родственницы, которая не достаёт блокнот для записи, но пронзительно переживает историю чужой судьбы… По её рассказу я поняла, что передо мной не жена Лота, оглянувшаяся на своё прошлое и окаменевшая в нём, а очень чуткая и памятливая женщина, которая, наконец-то, была освобождена от заклятья и может рассказывать о великом путешествии своей жизни, в котором оказалась рядом с тем, кого современные читатели считают своим кумиром… Она рассказывала о дивном Киеве 1908 года, о приездах Михаила в Саратов, о венчании, о буднях врача на фронте в Каменец-Подольске и в Черновцах, о земской больнице в Никольском под Вязьмой, о страдании морфиниста и о надежде на излечение… Я пыталась и не могла представить её отчаяние и стремление помочь своему любимому. То, что она постоянно повторяла: «Если бы я не была венчанная жена, я бы его бросила…» Но потом будут другие испытания: и мобилизации мужа, и контузия, и сыпной тиф… Да, Миша был дан Богом, что бы она оставалась его ангелом – хранителем, женой, сестрой и матерью… Детей у них не будет… Последний муж-Дэви - Давид Кисельгоф (1883-1974), с которым она познакомилась ещё в Москве, был юрист на заводе в Туапсе. .. Он уже покоился на кладбище в Туапсе, где она наёдёт свой последний приют в апреле 1982…Наша беседа длилась всего три часа, но я едва не опоздала на поезд в Москву… Спустя неделю по тому же адресу приедет мой муж Борис Мягков(1938-2003), чтобы сфотографировать Татьяну Николаевну Кисельгоф. А за ним появится Леонид Паршин (1944-2011), предусмотрительно захвативший магнитофон и сумевший записать с голоса Татьяны Николаевны её воспоминания, ставшие основой для будущей книги «Воспоминания» и фильма «Тася». После кончины Леонида Константиновича Паршина уникальные записи были оцифрованы и переданы в архив московского музея-театра «Булгаковский дом». К 125-летию со дня рождения Т.Н.Лаппа открывается выставка «Единственный верный друг» по архиву Б.С.Мягкова и мемориальный вечер с показом фильма «Тася», созданном Л.К.Паршиным. Двумя годами ранее в сентябре 2015 года я была приглашена саратовским университетом имени Н.Г.Чернышевского на открытие памятной доски на доме , где жила со своей семьёй Татьяна Лаппа и куда семь раз приезжал Михаил Булгаков. Семья Лаппа (глава из книги Б. Мягкова «Родословия Михаила Булгакова» со вставками воспоминаний Т.Н.Лаппа, записанных М.О.Чудаковой, А.П.Кончаковским и Л.К.Паршиным) Лаппа Татьяна Николаевна родилась в Рязани в семье столбового дворянина, имевшего впоследствии звание действительного статского советника и должность управляющего Казенной палатой. Год своего рождения Т.Н.Лаппа (в то время давно уже Кисельгоф) сообщала собеседникам разный: и 1891-й, и более ранний – 1889-й. Другая дата прихода на свет устанавливается по церковной записи о ее браке с Булгаковым: родилась 23 ноября (5 декабря) 1892 г., но в паспорте, выданном уже в советское время, она проставила себе новую дату рождения, чтобы, как полагают, несколько «помолодеть» (это могло помочь в поисках работы, но изменяло срок выхода на пенсию) – 6 декабря 1896г. Отец Т.Н.Лаппа, Николай Николаевич Лаппа, по происхождению литовец, из киевских дворян. В его роду – декабрист Матвей Демьянович Лаппа, сын киевского помещика, подпоручик лейб-гвардии Измайловского полка, член Южного общества, приговоренный 10 июля 1826 г. к разжалованию в рядовые без лишения дворянства. Карьеру свою Н.Н.Лаппа начал там, где служил его отец, Николай Иванович. Начальником же отца в то время, когда он родился, был управляющий Казенной палатой в Саратове, М.Е.Салтыков-Щедрин. Громкое имя имел и начальник самого Николая Николаевича, тогдашний саратовский губернатор П.А.Столыпин, будущий российский премьер-министр. Н.Н.Лаппа в 1890 г. закончил естественное отделение физико-математического факультета Московского университета, с дипломом первой степени. Службу начал в Рязани, в должности сверхштатного чиновника особых поручений, продолжил – в Екатеринославе, работая податным инспектором в Казенной палате. В 1899 г. он назначается управляющим Казенной платой в Омске, затем в 1904 г. в Саратове, и в 1917 г., уже при Cоветской власти, в Москве. В 1908 г. был произведен в чин действительного статского советника. Жена, Евгения Викторовна Пахотинская, польского происхождения (ее семья жила в Подмосковье, отец их бросил, было четверо детей – один брат и две сестры было у маленькой Жени; сама Женя Пахотинская получила среднее образование, была учительницей в Москве, где и познакомилась с будущим мужем). Дети супругов Лаппа – Татьяна (1892), Евгений (1893), Софья (1895), Константин (1900), Николай (1902), Владимир (1904). Будучи чиновником высокого ранга, Н.Н.Лаппа был также не чужд увлечения театром, имел актерский талант. Он умер в Москве в 1918 г. О жизни в Екатеринославе Татьяна Николаевна рассказывала так: «Мы там в маленьком домике жили. <…> Отец получил назначение податным инспектором в Казенную палату. А дед с бабушкой Лизой, тетей Соней и тетей Катей (Н.Н. Лаппа, Е.Н. Лаппа, С.Н. Лаппа, Е.Н. Лаппа. – Б.М.) переехали в Москву, по месту работы деда. Жили они в районе Арбата, Сивцева Вражка. Там тетя Соня и тетя Катя познакомились со своими будущими мужьями, а потом и вышли замуж. Тетя Соня стала женой Виктора Ивановича Давидовича и уехала с ним в Киев, а тетя Катя – женой Сергея Яковлевича Язева, жили в Астрахани, где у них родилась дочь Ирина, позже разошлись, и она уехала в Киев к сестре… … Няня у нас была, водила нас гулять. Как 20-е число, мы отца встречали, жалованье тогда давали, и он покупал всем подарки. Потом шли гулять на бульвар или в Потемкинский сад. Катались там на качелях. Мать очень красивая была... А отец очень театром увлекался, даже играл в городском театре, Островского вещи, любовников. Ему даже предлагали там... артистом стать, а мать сказала: «Если пойдешь в театр, я уйду от тебя <…> ». А вот воспоминание ее саратовского детства: «В Саратове отец новую Казенную палату выстроил, и мы в казенной квартире жить стали... Квартира хорошая была. Комната девочек, комната мальчиков, спальня, столовая, гостиная, у отца, конечно, кабинет был... Вот так жили. Отец работал, мать детьми занималась, мы в гимназию ходили... Еще я часто в театр ходила. В соседнем доме у меня подруга жила, ее отец был содержателем театра Очкина, у них своя ложа была. И вот я все оперы пересмотрела...». В 1911 г. Т.Н.Лаппа с медалью окончила Саратовскую женскую гимназию и спустя год стала работать классной надзирательницей, или дамой, в женском реальном училище. А в августе 1912 г. она поступила уже в Киеве на историко-филологический факультет (романо-германское отделение) Высших женских курсов (Фребелевского педагогического института), закончить который не удалось из-за замужества. Знакомство будущих супругов Булгаковых состоялось еще летом 1908 г. Она вспоминала: «... в 1908 г. пришло от тети Сони (сестры отца, Софьи Николаевны Давидович, жившей в Киеве замужем за полковником-артиллеристом Виктором Давидовичем. – Б.М.) письмо, что на это лето она к нам не сможет приехать. У них своих детей не было, меня она очень любила. Она просила: «Отпустите ко мне Тасю». Ну, отец спрашивает: «Хочешь ехать?» – «Поеду». И он меня отправил». С.Н.Давидович была подругой В.М.Булгаковой, матери будущего писателя, и тем же летом состоялась встреча Михаила и Татьяны: ей очень хотелось познакомиться с Киевом, ну а лучшего гида трудно было отыскать. Любовь Миши Булгакова и Тани Лаппа изобиловала драматическими моментами. Родители обоих были против их отношений: на Рождество 1908 г. не пустили Татьяну в Киев, куда она обещала Михаилу приехать. Т.Н.Лаппа вспоминала: «Я должна была приехать в тот год на Рождество. Но родители не пустили почему-то, в Киев послали брата Женю, а меня в Москву, к бабушке. А в это время Мишин друг, Саша Гдешинский, прислал телеграмму: «Телеграфируйте обманом приезд Миша стреляется». Отец сложил телеграмму и отослал в письме сестре: «Передай телеграмму своей приятельнице Варе...». С.Н.Давидович показала телеграмму Варваре Михайловне: «... они смеялись. Тогда Михаил решил сам приехать. Он как раз кончил гимназию, и дядя Коля (Н.М.Покровский, дядя Булгакова. – Б.М.) подарил ему 25 рублей. Он написал, чтобы я только вышла к поезду, и он – сразу уедет обратно. А это письмо перехватила моя мать, и меня заперли на ключ. И Михаила из Киева не отпустили». В Киев Татьяна приехала только через три года, после окончания гимназии, летом в 1911 г. Михаил уже был студентом университета. Родители предлагали дочери вместо киевского приятеля учебу в Париже. Она не согласилась. А Михаил? «Он все время стремится в Саратов, где она живет», – записала его сестра Надежда. Подсчитано, что Булгаков приезжал в этот волжский город не менее семи раз: на Рождественские каникулы с декабря 1911 г. до середины января 1912 г.; приехал, сопровождая бабушку Татьяны, Елизавету Николаевну (эта поездка закончилась так: учеба заброшена, он не стал сдавать экзамены и был оставлен на повторный курс); летом 1912 г.; в 1913 г. с Татьяной; в начале июня 1914 г. с Татьяной (помогал раненым в лазарете, организованном в Казенной палате Н.Н.Лаппа); в январе 1916 г. с Татьяной; в феврале и до начала марта 1917 г. с Татьяной; и в декабре 1917 г. В 1912 г. Татьяна Лаппа по настоянию отца уже работала «классной дамой» в Саратовском реальном училище, подала документы и была заочно принята на историко-филологический факультет Высших женских курсов в Киеве, чтобы быть поближе к Михаилу. И летом этого года приехавший к ним Михаил увез ее на берега Днепра почти как будущую невесту. Позже Татьяна Николаевна вспоминала (запись М.О. Чудаковой): «<…> За мной Михаил приехал… как летние каникулы начались, так он и приехал. Привез бабушку Лизу. Мы как раз собирались выезжать на дачу. Михаил пока занимался с кем-то из братьев по математике, мама его попросила. Потом он где-то купил медное обручальное кольцо и нацепил его. А мама заволновалась: «Вы что, обвенчались?» – «Нет, – говорю. – Это он просто попробовать, как будет». – «Нет, ты скажи, обвенчались?» – «Да ничего мы не обвенчались!» Потом опять: «Обвенчались вы или нет?» На даче мы пробыли месяца два. Отец уехал лечиться <…> у него подагра была. А мы с Михаилом в августе стали собираться в Киев. Мать говорит: «Куда же ты поедешь? Отца-то нету…» – «Поеду и всё». Купили билеты, собрали вещи и поехали… Татьяна Николаевна вспоминает: «… В Киеве я ходила на лекции, Михаил занимался и еще подрабатывал, давал уроки. Он приезжал ко мне вечером (Татьяна жила у своей тети Сони – С.Н. Давидович – на Большой Житомирской улице, позже переехала в снимаемую комнату в доме на Рейтарской. – Б.М.), и мы отправлялись в кино, после кино часто ходили в кафе на углу Фундуклеевской. Так вот это продолжалось. Я училась только первую половину года, потом бросила: во-первых, мне это не нужно было, во-вторых, надо было платить деньги, а Михаил теперь серьезно взялся за медицину, потому что, пока мы были врозь, он совсем забросил учебу. Третий год на втором курсе сидел». (Приведем здесь соответствующие дневниковые записи Н.А.Булгаковой-Земской: « <…> Вернулся Миша из Саратова» (15.01.1912). «Миша сегодня уехал на урок в Саратовскую губернию. Мишино увлечение Тасей и его решение жениться на ней. Он <…> забросил занятия в университете, не перешел на 3-ий курс» (30.05.1912). «Миша вернулся – en deux с Тасей: она поступает на курсы в Киеве» (20.08.1912). <…> «Теперь он понимает свое положение, но скрывает свою тревогу, не хочет об этом говорить, гаерничает и напевает, аккомпанируя себе бравурно на пианино, веселые куплеты из оперетт... Хотя, готовится, готовится...» (вставка 1940 г.). Только через полгода (24.03.1913) получено официальное разрешение об «оставлении» отстающих студентов еще на год на тех же курсах. Конец 1912-го и первая половина 1913-го года, напряженно - тревожные для студента Булгакова, завершились вполне благополучно. Долгожданная запись «выдержал полукурсовое испытание», появившаяся в матрикуле после весенней сессии, стала аргументом в пользу новой семьи: удовлетворенное прошение на имя ректора – «разрешить вступить в брак с дочерью действительного статского советника Лаппа Т.Н.» – датировано 26 апреля 1913 г., то есть прямо в день свадьбы.) Бывая в Саратове, Михаил был принят сразу в семье Лаппа как родной. Он отвечал таким же теплым расположением, но особенно подружился с сестрой Татьяны – Софьей, своей свояченицей Софочкой, как ее тогда ласково называли. Сохранилась ее фотография, подаренная Булгакову, с подписью на обороте: «На память от любимой свояченицы. 28.XII.1913 г.». Софья Николаевна уже с семьей приезжала в Москву и гостила у зятя Михаила в начале 1920-х годов (в дневниковой записи 2 сентября 1923 г. Булгаковым отмечено: «Вчера приехали к нам Софочка с матерью, мужем и ребенком. Проездом в Саратов. Завтра должны уехать со скорым поездом туда, где когда-то жизнь семьи была прекрасна, а теперь будет кочевье, скудость и тяжесть»). Но вернемся к событиям самой женитьбы Михаила Булгакова. В 1908–1911 гг. был почти трехлетний срок разлуки, для того, чтобы они могли проверить свои чувства. Михаил и Татьяна решили пожениться весной 1913 г. Незадолго до свадьбы у невесты состоялся непростой разговор с В.М.Булгаковой, о котором Т.Н.Лаппа впоследствии вспоминала: «Однажды я получаю записку от Варвары Михайловны с просьбой зайти. Я пришла. Она говорит: «Тася, я хочу с Вами поговорить. Вы собираетесь замуж за Михаила? Я вам не советую... Как вы собираетесь жить? Это совсем не просто – семейная жизнь. Ему надо учиться... Я вам не советую этого делать – и так далее» (в этот момент Татьяна уже была беременна, но сделала аборт – Б.М.). Однако молодые решили пожениться, и родители смирились с этим. 30 марта 1913 г. В.М.Булгакова писала дочери в Москву: «Давно собираюсь написать тебе, но не в силах в письме изложить всю эпопею, которую я пережила эту зиму: Миша совершенно измочалил меня... В результате я должна предоставить ему самому пережить все последствия своего безумного шага: 26 апреля предполагается его свадьба. Дела обстоят так, что все равно они повенчались бы, только со скандалом и с разрывом с родными; так я решила устроить лучше все без скандала. Пошла к о. Александру Александровичу (священнику Глаголеву, другу семьи Булгаковых, который и обвенчал позднее молодых. – Б.М.) (можешь представить, как Миша с Тасей меня выпроваживали поскорее на этот визит!), поговорила с ним откровенно, и он сказал, что лучше, конечно, повенчать их, что «Бог устроит все к лучшему...» Если бы я могла надеяться на хороший результат этого брака, а то я, к сожалению, никаких данных с обеих сторон к каким бы то ни было надеждам не вижу, и это меня приводит в ужас. Александр Александрович искренне сочувствовал мне, и мне стало легче после разговора с ним... Потом Миша был у него; он, конечно, старался обратить Мишино внимание на всю серьезность этого шага (а Мише его слова как с гуся вода!), призывал Божье Благословение на это дело...». 26 апреля 1913 г. Михаил Афанасьевич и Татьяна Николаевна повенчались. Таинство брака совершил священник А.А.Глаголев в Церкви Николы Доброго, что на Подоле. Поручителями были друзья и кузен жениха: Борис Богданов, Константин Булгаков, Платон и Александр Гдешинские. На скромном торжестве были только ближайшие родные с обеих сторон и друзья. Сама новобрачная, Т.Н. Лаппа, много позднее так вспоминала об этом: «Мы обвенчались сразу после Пасхи. Сначала надо было идти в церковь, говеть, и мы последнюю неделю ходили с Михаилом в церковь, причащались, исповедовались. Приехала мама из Саратова. Ничего торжественного не было, все было очень просто. Во-первых, у меня не было белого платья. Деньги на платье мне прислали, но их пришлось истратить в другое место. <…> Мама пошла, купила мне белую маркизетовую кофточку и белые туфли, я пошла в парикмахерскую, сделала себе прическу. Михаил нацепил мою золотую браслетку. Карета была. Две иконы было. Матери нас благословили. Александр Глаголев нас венчал. Все время смеялись. Потом мы сели в карету и поехали на Андреевский спуск <…>». Родители невесты купили молодым обручальные кольца, в качестве приданого подарили столовое серебро, золотую цепь, золотую браслетку... Все эти вещи не раз выручали семью Михаила и Татьяны Булгаковых в последующие трудные годы многочисленных переездов и опасностей революций и войн: супруги прожили, практически не расставаясь, 11 лет, до 1924 г. Когда Булгаков окончил медицинский факультет университета и был, как военнообязанный медик, направлен в действующую армию, Т.Н.Лаппа-Булгакова летом 1916 г. вместе с мужем поехала на фронт, где работала сестрой милосердия в госпиталях в Каменец-Подольском и Черновцах. В сентябре того же года переехала с ним в село Никольское Сычевского уезда Смоленской губернии, где Булгаков служил земским врачом. В это время она сделала второй аборт, во многом из-за случайно заболевшего морфинизмом мужа. В сентябре 1917 г. отправилась вместе с ним в Вязьму, в конце февраля 1918 г. вернулась с Булгаковым в Киев. Впоследствии о приезде и жизни в смоленской глуши Татьяна Николаевна вспоминала так (запись А.П.Кончаковского – Б.М.): «... В деревню (Никольское. – Б.М.) мы добрались на лошадях по неописуемо жуткой грязи поздним вечером, хотя выехали ранним утром. Естественно, что в Никольском нас не встречали, но лекаря ждали уже давно, еще с тех пор, как прежний доктор покинул эту глушь. Вышедший к нам фельдшер принес ключи, открыл дверь и провел нас в большой, как мне тогда показалось, мрачный и темный дом. В нем было множество жилых и подсобных помещений, а дело шло к зиме, к тому же мы со своими скромными пожитками не могли занять два этажа. Мы выбрали только второй, обосновались в двух небольших комнатах. Одна из них стала нам спальней, другая была отведена Михаилу под кабинет... Вскоре Михаил Афанасьевич освоился, хотя поначалу некоторые его пациенты, говоря между собой, качали головами: «Уж больно молодой доктор, что он знает?» – и, действительно, худощавый светловолосый Михаил выглядел тогда очень молодо. Но это не помешало ему стать хорошим специалистом. К нему стали привозить больных из отдаленных селений, несмотря на то, что в тех краях имелись штатные врачи. Обращались к нему за помощью и его коллеги, когда им приходилось туго в своем захолустье. Так за короткое время пребывания в земстве заслужил он уважение и любовь не только медперсонала, но и многочисленных пациентов. Не могу и сейчас забыть случай, когда молодая красивая девушка, чудом оставшаяся жить благодаря стараниям Михаила, подарила ему льняное полотенце с вышитым ею незатейливым красным петухом. Долго это полотенце было у нас, возили мы его и в Киев, и в Москву. А потом оно куда-то делось... (это отражено в булгаковском рассказе «Полотенце с петухом» цикла «Записки юного врача» – Б.М.). «…Не успели распаковать вещи и лечь спать, как тут же нас разбудил страшный грохот. Оказалось, что стучали во входную дверь. Как выяснилось позже, из далекого села привезли в тяжелом состоянии роженицу... Мы вышли из дома и ... зашагали по направлению к светящимся окнам больницы. На пороге нас встретил громадный заросший мужик средних лет, который, не здороваясь, пригрозил: «Смотри, доктор, если зарежешь мою жену – убью!» Он посторонился, отступая в темноту, а мы прошли в палату. Фельдшер и акушерка готовили роженицу к операции. Надо сказать, что средний медицинский персонал там был хорошо подготовлен и справлялся со своими обязанностями неплохо... Михаилу помогли переодеться, и он тотчас же приступил к делу. Он заметно волновался: ему впервые пришлось принимать роды. Тотчас же потребовал, чтобы поближе к нему положили принесенные книги по акушерству. Долго продолжалась борьба за жизнь матери и ребенка. Не один раз Михаил отходил от стола, где лежала роженица, и обращался к книгам, которые листала я, находя по его команде нужную страницу. Наконец, раздался желанный детский крик, и в руках Михаила оказался маленький человек. Под утро мать пришла в себя, и мы увидели ее слабую улыбку...» (рассказ «Крещение поворотом». – Б.М.). «...Однажды привезли ребенка с дифтеритом, и Михаил стал делать трахеотомию с надрезом горла. Фельдшер ему помогал, держал там что-то. Вдруг ему стало дурно. Он говорит: «Я сейчас упаду, Михаил Афанасьевич». Хорошо медсестра Степанида перехватила, что он там держал, и он тут же грохнулся. Ну, уж я не знаю, как они там выкрутились, а потом Михаил стал пленки из горла отсасывать и говорит: «Знаешь, мне кажется, пленка в рот попала. Надо сделать прививку». Я его предупреждала: «Смотри, у тебя губы распухнут, зуд будет страшный в руках и ногах». Но он все равно: «Я сделаю». И через некоторое время началось: лицо распухает, тело сыпью покрывается, зуд безумный. А потом страшные боли в ногах. И он, конечно, не мог выносить. Сейчас же: «Зови Степаниду». Она приходит, а он: «Сейчас же мне принесите шприц и морфий». Она принесла морфий, впрыснула ему. Он сразу успокоился и заснул. И это ему очень понравилось... (Этот случай, который Татьяна Николаевна относит к марту 1917 г., описан в рассказе «Стальное горло», но без использования морфия. Свой собственный морфинизм Булгаков исследовал и описал в рассказе, так и называющемся «Морфий» (1927). Здесь приведем мнение о произошедшем врачей-булгаковедов, киевлян Ю.Г.Виленского и Г.Е.Аронова: они считают, что введение реакторогенной сыворотки в этом случае было мало обосновано, тем более применение морфия при таком искусственном заражении дифтерией взрослого человека, достаточно было введение более мягких спазмолитических средств. Но выбора не было, как не было второго врача в Никольской больнице. И, несмотря на сильный кожный зуд и развившийся отек лица, Булгаков не мог себе позволить прекратить прием, бросить на произвол судьбы тяжелых больных. И он попросил ввести ему ампулу морфия. – Б.М.). «...После инъекции ему стало легче, и он, боясь повторения только что пережитого состояния, попросил повторить инъекцию. Так постепенно началось его привыкание к наркотику. Я не знала, что мне делать. Чувствовала, что это добром не кончится. Но он регулярно требовал от меня морфий. Ценой неимоверных усилий я все же заставила его уехать в Киев, надеясь на помощь близких. Я пригрозила, что в противном случае мне придется покончить с собой. Это только и подействовало на него. В Киеве сначала все оставалось без изменений. Он по-прежнему принимал морфий, вынуждая меня часто бегать в аптеку, находившуюся на Владимирской улице у пожарной каланчи. Там уже начали интересоваться, почему это доктор так часто выписывает морфий. Я об этом сказала Михаилу, и он, кажется, испугался и стал посылать меня в другие аптеки города. А когда я наотрез отказалась идти в очередной раз в аптеку за этим ужасным зельем, Михаил устроил мне грандиозный скандал. Его мать, конечно же, ничего не подозревала о пристрастии сына. И видя, что ему не справиться с этим недугом, я обратилась за помощью к Ивану Павловичу Воскресенскому (второму мужу матери Булгакова и его отчиму. – Б.М.). Все рассказала ему, и он посоветовал вместо морфия вводить Михаилу дистиллированную воду. Тогда же Иван Павлович передал мне несколько ампул, которые по внешнему виду ничем не отличались от тех, которые я приносила из аптеки. Я сделала все так, как говорил Иван Павлович. Я уверена, что Михаил понял, в чем дело, но не подал вида и принял «игру». Постепенно он бросил эту страшную привычку. И с тех пор никогда больше не только не употреблял морфий, но и никогда словом не обмолвился об этом...». Вспоминая в 1970-х гг. о пережитом в Никольской больнице, Татьяна Николаевна особенно обращала внимание на борьбу Булгакова с венерическими болезнями («Звездная сыпь»): «Занесенные с фронтов империалистической войны венерические болезни быстро распространялись, проникая и в отдаленные селения. Больные, обнаружив у себя недуг, обращались за помощью к врачу, и Михаил Афанасьевич назначал курс лечения, но они, не осознавая всей опасности болезни, дальнейшей судьбы, судьбы своих близких, относились крайне беспечно к лечению. Самовольно прерывали прием назначений врача, не приходили на повторный прием, ссылаясь на постоянную занятость в поле и по хозяйству. Это очень огорчало Михаила, он горячился, ругался, а иногда и сам отправлялся к этим больным, не дожидаясь их запоздалого обращения. Обстановка изменилась к лучшему только тогда, когда он добился от начальства открытия при больнице небольшого инфекционного отделения... Распорядок дня сложился таким образом, что у него был перерыв только на обед, а прием часто затягивался до ночи: свободного времени тогда у Михаила просто не было. Помню, он как-то сказал: «Как хочется мне всем помочь. Спасти и эту, и того. Всех спасти». (Запись А.П.Кончаковского – Б.М.). Осенью 1919 г. Татьяна Николаевна последовала за мужем во Владикавказ, где он служил военным врачом в вооруженных силах белой армии Юга России, в феврале 1920 г. она спасла его от неминуемой смерти от тифа. Летом 1921 г. вслед за Булгаковым она едет в Тифлис и Батум, откуда в начале сентября отбывает пароходом в Одессу, а затем в Киев и Москву, где в конце сентября их семья воссоединилась. Трудный период 1921–1923 гг. Татьяна и Михаил прожили вместе, в апреле 1924 г. супруги развелись. Булгаков вскоре женился на приехавшей из Берлина Л.Е.Белозерской. Т.Н. Лаппа: После развода и переезда Михаил стал подыскивать где-нибудь помещение для жилья, потому что часто приходила Белозерская, ей даже пытались звонить по нашему телефону, и я запротестовала. Какое-то время он жил с ней у Нади на Большой Никитской. Она там по объявлению взяла заведывание школой, и там они с месяц жили. Потом там, наверно, нельзя было уже, и он вернулся в квартиру 34. А в ноябре уже совсем уехал. Приехал на подводе, взял только книги и теткины тоже… ну, какие-то там мелочи еще. Я ему помогала все уложить, вниз относить, а потом он попросил у меня золотую браслетку. Но я не дала ему…» Т.Н.Лаппа после развода сначала устроилась на курсы машинисток, однако вынуждена была оставить это занятие из-за сильных головных болей, затем училась на курсах кройки и шитья. В 1927 г., чтобы получить профсоюзный билет, работала на стройке разнорабочей. Булгаков время от времени помогал бывшей жене материально. После получения профсоюзного билета Т.Н.Лаппа работала в регистратуре поликлиники. В 1933 г. познакомилась с братом бывшего общего московского знакомого Булгакова Ивана Павловича Крешкова, Александром Павловичем (Шончиком), учившимся в Москве в мединституте, и в 1936 г. уехала с ним в шахтерский город Черемхово Иркутской области, где А.П.Крешков работал в больнице педиатром, а она в регистратуре и медсестрой. (В семье Крешковых было три брата. Старший, Иван Павлович, жил с женой на Малой Бронной улице в Москве, они стали, вместе с домочадцами и друзьями, прототипами персонажей раннего булгаковского сатирического рассказа «Спиритический сеанс», отражающего реальные события. Обида на писателя осталась, а его бывшей жене Татьяне они помогали и выдали ее за среднего брата Крешковых. Младший из Крешковых, Анатолий Павлович (1907-1980), стал крупным ученым-химиком. У И.П. Крешкова с его женой Верой Федоровной была дочь Татьяна Ивановна, которую в детстве лечил Булгаков. Она дожила до наших дней с мужем Донатом Альбертовичем Штеллингом и дочерьми Евгенией и Ольгой. По одной из легенд «счастливая» золотая браслетка Т.Н.Лаппа находится у них). В 1945 г. Татьяна Николаевна переехала с матерью в Харьков к семье сестры С.Н.Вертышевой, в 1946 г. окончательно разошлась со вторым мужем, который вернулся фронта с другой женщиной. Потом она переехала в Москву, работала библиотекарем. Вышла замуж за давнего знакомого по 1920-м годам Давида (Дэви) Александровича Кисельгофа (род. 1 сентября 1883 г. в Одесской губернии) и в 1947 г. уехала с ним в Туапсе, где супруги Кисельгоф жили, сначала снимая комнаты, потом получили отдельную квартиру. Давид Александрович служил на заводе юрисконсультом, Татьяна Николаевна вела домашнее хозяйство. Все последующие годы она провела там, ничем не показывая, что была первой женой писателя, имя которого уже стало широко известным. Лишь после смерти Д.А.Кисельгофа (2 марта 1974 г.) стала принимать биографов Булгакова (М.О.Чудакова, Л.М.Яновская, А.П.Кончаковский). Скончалась Татьяна Николаевна 10 апреля 1982 г. и похоронена на кладбище в Туапсе. Судя по всему, добрые чувства и даже любовь к Булгакову Т.Н.Лаппа сохранила до самого конца, хотя после развода Татьяна Николаевна осталась без профессии и практически без средств к существованию. Уже после расставания Булгаков, по ее словам, не раз говорил ей: «Из-за тебя, Тася, меня Бог покарает». А в начале 1980-х гг. она вспоминала: «Крешков ревновал меня к Булгакову, порвал рукописи, кричал: «Ты до сих пор его любишь!» Однажды, когда я ездила к сестре, Крешков открыл стол и все, что было связано с Булгаковым, уничтожил. Документы, фотографии... все». По утверждению Т.Н.Лаппа, в марте 1940 г. она собиралась приехать в Москву, но из-за плохой погоды перенесла поездку на апрель: «И вдруг мне Крешков газету показывает – Булгаков скончался. Приехала, пришла к Леле (сестре писателя, Е.А.Булгаковой-Светлаевой. – Б.М.), она мне все рассказала, и что он меня звал перед смертью... Конечно, я пришла бы. Страшно переживала тогда. На могилу сходила». Очевидно, перед смертью Булгаков хотел попросить прощения у своей первой жены, которая провела с ним самые тяжелые годы его жизни. В смоленской глуши Т.Н.Лаппа не дала мужу погибнуть от случайно полученного пагубного пристрастия к морфию (тогда он гонялся за ней с револьвером и чуть не убил, запустив зажженной лампой). Во Владикавказе, в 1920 г., она выходила Булгакова после контузии и от тифа, в Москве провела вместе первый, самый голодный год. Татьяна Николаевна не имела каких-либо особых талантов или знакомств в литературно-театральных кругах, поэтому, как только Булгаков почувствовал себя писателем, он оставил ее, женившись на более интересной с точки зрения круга литературных знакомств Л.Е.Белозерской, хотя, как доказывают его предсмертные слова, чувств своих к Т.Н.Лаппа не исчерпал даже через полувекового разрыва…